Лодочник, отдай швартовы!
Пассажиры собрались,
Вот багаж и все готовы,
Эй, на вёсла навались!
– Осторожней, тут спиртное!
– Ах, мне плохо! – Плохо вам?
Знайте, будет хуже вдвое,
Чёрт бы вас побрал, мадам!

Байрон

Вступление

Я сижу в полупустом кабинете за столом. Я один. В центре стола, отогнав к краю пигтейлы, муфты и tools для разделки кросса, мраморной  глыбой возвышается лист бумаги с банальной начальной фразой “Прошу уволить меня по собственному желанию в связи …”. В связи с чем? В связи с тем, что я ненормальный? В связи с тем, что никто не может понять, что же мне нужно? “ Мы создали Вам прекрасные условия для работы и карьерного роста. И, насколько мы поняли, проблема не в зарплате? А в чём?” – слова руководства звучали трезво и убедительно. Ну, в деньгах, положим, проблема есть (много – это сколько?). Должность, конечно, достойная – таких мест я никогда не занимал (а оно мне надо?). И, видимо, никогда не займу, если уйду (ну и пёс с ним). “Тогда в чём дело? Что же Вам нужно?”

А что мне нужно?? Как объяснить им всем, что здесь я себе не принадлежу, что выполняю эту работу, подчиняясь жёсткому ритму равнодушному к моей жизни конвейеру и каждодневной погоне за горящими сроками ввода объектов, подстраиваясь под надуманные правила, придуманные не мной и не для меня, делая при этом вид, что чрезвычайно горд возложенной на меня задачей продвижения брэнда компании…

Обнаружил, что вместо ручки машинально кручу в руках tools. “Так что Вы решили?” Что я могу решить? Забыть на годы, что существует другой мир, наполненный реками, горами и снегом, ночными разговорами у костра, промокшей снарягой, набитым твоими товарищами басом, всем тем, что создаёт невероятное ощущение счастья?  Получить вместо всего этого на всю остальную жизнь обязанность забыть обо всём, что не связано с работой, но заиметь кабинет, достойную зарплату, отсутствие забот с выходными (что делать в выходные?), потому что выходных не будет, через год-два приобрести какой-нибудь рычащий танк на колёсах, на котором можно будет приезжать опять же на работу и выcлушивать там тех, кто лучше меня знает, что мне нужно. Я это получу и уже никогда не увижу сумасшедший Гранитный, белую пену в бочке, ночное небо в горах и горящие в темноте карие, чёрные, серые, зелёные женские глаза… Боясь вспугнуть видение, я занёс над бумагой ручку и расписался. У-уф-ф! Я еду на Кавказ! Прощай, tools, теперь каждый из нас идёт своей дорогой.

Большой Зеленчук

Время, оставшееся перед Кавказом, пролетело невероятно быстро. У меня наконец-то появилось время, чтобы немного набрать форму. Еще не стерлась в памяти картинка, когда я, нелепо размахивая руками, падал на землю с забора, внутренне удивляясь, почему так долго лечу. И солнечный апрельский день, в который я предпринял попытку попытаться хотя бы выйти со двора, опираясь на палку. Нога по большому счёту меня уже не тревожила, но опыта бурной воды в этом году не было совершенно. Поэтому я сразу же отправился в Окуловку на фестиваль. Невысокое место по итогам меня совершенно не смутило, гораздо ценнее был опыт, тем более, что я еще предварительно там потренировался с Димоном.

И вот я уже стою перед басом, всей кожей ощущая тёплую волну беззаботности и удовольствия, которой окатило меня. Началась приятная возня с распихиванием вещей по всем закоулкам баса и подачей каяков наверх. Вдруг выяснилось, что Светка привезла с собой только спальник с подушкой и шампанское, а всё сплавное забыла дома. Отправив Тёму назад за вещами, мы тут же с чувством отметили погрузку каяков хлопком этого шампанского. Наконец всё подвезено, суматоха на базе закончена и начался наш длинный путь на Кавказ.

Мы катим на калужском басе по трассе. В автобусе весёлое оживление, начинается дружное поедание запасов с последующими тостами, и я в конце концов забираюсь на спальное место, освободив другим пространство для полноценной гулянки. В автобусе тёплая атмосфера, которой хозяева, Сергей и Таня, очень дорожат.

В первую ночь в басе я обычно почти не сплю, мне для этого нужна определённая привычка, поэтому лежу просто так. Уже за полночь зоки по одному начинают отваливаться от застолья и забираться на спальную полку. А с первого взгляда и не угадаешь, что на ней может разместиться такая уйма народа. Внизу остаются трепаться Женька и два Димки.

Бас катит неспешно, изредка переваливая за отметку 90. У басика проблемы. Когда-то он бегал с автоматом, но несколько раз засев с каякерами в грязи, лишился его и бегает теперь с ручной коробкой. Однако его электронные мозги напрочь отвергают такую возможность и поэтому работают в аварийном режиме, лишая нас скорости. Но главное, что мы едем. Едем на Кавказ.

Весь следующий день прошёл в приятной неге и расслабленности. Заметно потеплело, хмурое московское небо осталось далеко позади.

По пути мы не отказали себе в удовольствии заехать в столовку и побаловаться горяченьким супом, после чего всех разморило и в басе на некоторое время воцарилась умиротворённая тишина.

Уже поздней ночью мы приезжаем на Зеленчук. На стоянке находим залежи снеди, приготовленной для нас чуткой Юльсанной. По её температуре определяем, что приготовлена она была давно – несомненно, что нас упорно ждали, но не дождались. Вообще я уверен, что не будь Юльки, мир был бы другим. По словам очевидцев, отправлявшихся на выезд без Юли, они испытывали там постоянные телесные страдания, сопряженные с умственным расстройством, и только когда она с нами, все уверены в своём будущем.

Быстренько разогрев ужин и также быстренько заглотив его, я отправился ставить палатку. Хорошо помню, как я тщательно выбирал пригодный пятачок для своей небольшой палатки и потом достаточно плотно шастал вокруг, натягивая оттяжки. Первое, что я увидел утром, это порядочный и нетронутый блин навоза перед входом – не понимаю, как я смог ночью безболезненно пересечь его. Сразу вспомнилась прошлогодняя история, когда я  на Аксауте гнался по берегу за Иркиным веслом и влетел просто в нереальную гору подобного замеса, только свежую. Это становится навязчивой темой. Ну-ну.

Утром приятно встретить тех, кого не видели после выезда с “Буревестника”. Они несомненно достойно отметили начало тура, что так и читается по их лицам. Меня это немного тревожит – в прошлом году местное ГИБДД устроило для нас настоящее аутодафе на въезде в Архыз. Нудные переговоры с бесконечным торгом и битьём по рукам казалось никогда не кончаться. А что сейчас?

С утра мы получаем необходимый инструктаж по дежурствам, планам и т.д. Мы целиком автобусом отдаёмся под надзор Лёхи Лукина, монстра whitewater, и отправляемся на Зеленчук.

Так вот в чём дело! Мы просто не заезжаем в Архыз и начинаем сплав ниже, поэтому ГИБДД с их претензиями никого не волнуют.

У Лукина определенный порядок – перед началом каждый должен кильнуться, чтобы потом не испытывать шока от холодной воды. Все по разику киляются, и только под водой мне приходит мысль, что я встаю-то видимо первый раз в этом году. Леха испытывает какую-то неуверенность, мы переезжаем в улово пониже и киляемся ещё по разику. При перевороте я вдруг при выводе весла делаю какое-то нелепое движение и валюсь обратно. Тут же пытаюсь повторить – опять то же самое. Меня уже потащило потоком вниз. Пытаюсь сконцентрироваться – успокойся, это ж элементарно, Ватсон! – и опять промахиваюсь. Что за чёрт! Перехожу на рычаг и вдруг получаю в рот огромный глоток ледяной воды, который комом встаёт где-то в горле и отплёвываясь, выскакиваю из воды с веслом в руке и толкаю каяк к берегу, испытывая жгучую досаду. Вижу округленные от смеха и удивления глаза Вована – ты чё-о?!  Я быстренько отливаюсь, прыгаю в каяк и эскимосю раза три подряд для верности – фу, полегчало!

Зеленчук дался сравнительно легко – единственной проблемой для меня стали окоченевшие руки. В прошлом году я испытывал явные неудобства от перчаток на Зеленчуке и вскоре их снял и прекрасно дошёл без них. В этот раз я их даже не взял в каяк и очень скоро пожалел об этом. Под конец сплава я почти перестал ощущать профиль на шафте.

На Взрывном прошло первое зажигалово. Мы шли последней группой и издали понаблюдали пару отстрелов и взлёты морковок. Мы тоже немного зажгли: кто-то из первых тормознул в пороге и Паша с Димой сбавили темп, чтобы не наскочить на них. Их тут же потянуло под дерево, Паша кильнулся и проскочил с последующим отстрелом, а Димку расклинило на камне под деревом, но всё обошлось. В основном  сплав запомнился постоянным камнежопингом и лавированием между камней. После “Пушки’ Лёха предложил желающим выйти на стоянку, но все дружно решили идти дальше. Вскоре  мы уже карабкались наверх к автобусам.

А потом был первый настоящий зажигательный кавказский вечер, наполненный анекдотами, хохотом, потреблением веселящей смеси, упоением от того, что впереди ещё бесконечные кавказские дни и новая вода.

Аксаут

Ночью я проснулся от того, что начал мёрзнуть. В суматохе последних дней перед поездкой я не озаботился тем, чтобы найти себе соседа и сейчас стал внутренне жалеть об этом. Я люблю жить именно в своей палатке и иметь возможность по-хозяйски навалить как попало вещи, накрыв их сверху любимыми носками, но сейчас испытывал явной дискомфорт от утренней свежести. Нащупав в темноте какие-то шмотки, я закинул их поверх себя, чтобы хоть немного отгородиться от холода, но помогло это мало. Зато мне было легче встать. Это было особенно кстати, потому что с утра надо было готовить яичницу. Главная проблема состоит в том, чтобы дождаться очереди на сковородку, в то время как твои более быстрые приятели уже вкушают запах неудачников-эмбрионов, приправленных луком и специями.

Собратом по сковородке оказался Андрей Немченко, обладающий выдающимися кулинарными способностями. Андрюха умеет потрясающе готовить. В Польше я восхищался его супом и удивительным по вкусу мясом. Всегда завидовал тем, кто может приготовить что-нибудь выше уровня котлет. Сам я, правда, не особенно старался овладеть опытом готовки каких-то незаурядных блюд, а в последнее время мной овладела такая всепоглощающая лень, что одна мысль приготовить на кухне что-нибудь стоящее сразу приводит меня в состояние безмерной усталости. Наблюдая же за манипуляциями Андрюхи, получаешь высокое эстетическое наслаждение от того, как он выстраивает ровные аккуратные слои порезанного кружочком лука, пускает в поход на сковородку колонны кусочков колбаски, окружая всё это ломтиками сыра. Особенная фишка – это аккуратненькие бутербродики с маслом, облегчающие проникновение в непроснувшийся организм этого чуда. Раньше на выездах еда по утрам мне вставала колом где-то в середине горла, начисто перекрывая ход движению чая и воздуха, и заставляя усиленно работать мышцы шеи.

Предстояло сделать первый на выезде переезд. Началась ленивая суматоха, когда ещё не вошедшие в ритм спортсмэны давали наглядную картинку единства и борьбы противоположных желаний – кто-то уже сушил палатку, а кто-то из неё даже не показался. Но ближе к 10 часам упорядоченное движение с вещами к басам усилилось, что стало подгонять отстающих, которые ещё даже не ели. Лёха с Михой тем временем щеголяли в офигительных горских шапках, купленных в Архызе. Такие я видел только в фильмах студии Довженко о тяжёлых боях с коварной контрреволюцией.

Для меня особенное удовольствие видеть погрузку каяков, из-за чего басы начинают смахивать на установки залпового огня и заставляют оборачиваться вслед прохожих. Bus для каякера больше, чем просто транспорт – это целый мир. Здесь всё – и дом, и дорога, и склад, и место потрепаться, и бухнуть, и уснуть, и посидеть наедине, и вдвоём, и впятером. Сколько сюжетов прошло под их крышей – не в силах описать и Антон Палычу. Bus – недостающее звено мировой  культуры.

Путь на Аксаут неизбежно проходит через Зеленчукскую с громадным радиотелескопом на въезде. Главная точка Зеленчукской, куда всех тянет магнитом – это “Магнит”. В “Магните” закупается невероятное количество коньяка, пива, шоколада, соков и прочих удовольствий жизни. Для меня всегда было загадкой, куда деваются эти декалитры влаги, кто-то всё это пьёт? С утра между тем все выглядят нормально, ну может чуть уставшими. Сам же я нагружаю свой организм с постоянным контролем его функционирования, потому что порог утраты самосознания у меня наступает очень резко. Но не будем о грустном.

От “Магнита” первые экипажи стартовали очень резво, и мы сразу отстали. Но через несколько километров мы уже видели их в оживлённой беседе на посту ДПС. На нас же не обратили внимания, поскольку все были заняты и мы заняли лидирующую позицию. Но в Кардоникской мы проскочили поворот на Хасаут Греческий, потому что с моста через Аксаут кто-то сбил таблички с указателями. Надо сказать, что ещё по дороге на Кавказ Серёга Калуга поставил на прослушивание опус Дэна Брауна и всю дорогу нас занимало развитие этого сюжета. Всеобщий гипноз охватывал группу при первых звуках истории – мы на весь кавказский тур заполучили синдром гамельнских крыс. По свидетельствам штурманов других автобусов, во время обгона нашего Транзита они постоянно наблюдали через окна отрешённые лица с немигающими глазами. Аудиокнигу время от времени возвращали на начало, поскольку периодически многие в трансе засыпали под бормотание рассказчика и упускали нить. Дело дошло до того, что в последние дни поездки, приехав на стоянку, мы забывали выйти из автобуса и нам стучали в дверь. Вот и сейчас большую часть экипажа интересовал не поиск нужной дороги, а трепотня Роберта Ленгдона, но Серёга и сам справился, попутно мы заправились и быстро нашли нужный поворот.

В Хасауте мы нагнали Транзит Бурова, который попал в окружение стада барашков. В восторге Серёга высунулся по пояс из окна и попытался ухватить какое-нибудь животное за рога. Барашки блеяли и испугано жались друг к другу.

Аксаут меня немного напрягал. В прошлом году из всех стартовавших до лагеря добралась едва ли четверть. К тому дню я чувствовал себя настолько уставшим, что  решил передохнуть. С утра я, правда, собрался идти и даже уехал, но по дороге с баса слетел багажник с лодками, их покидали в салон, но для одной места не нашлось. Это была моя и я с лёгким сердцем вернулся в лагерь, благо было недалеко. И помню как мы, оторопевшие, смотрели из лагеря на Аксаут, а по нему плыли перевёрнутые каяки и одинокие вёсла.

Но прибыв на место, я испытал разочарование – уровень был явно низкий. В русле было сухо там, где в прошлом году шел поток глубиной в метр. Ну хоть не так холодно.

Мы быстро поставили лагерь и выдвинулись на место старта. Времени в связи с переездом было немного, поэтому идём только близкий к лагерю участок, более сложный. Во время разгрузки зажгла Светка – ей один из местных жителей предложил прокатиться на коньке, и она с радостью кинулась на ничего не подозревавшее животное. Какое-то у них вышло взаимное недопонимание, конёк встрепенулся и помчался по косогору к своему загону, увозя на своей спине обомлевшую Светланку. Из-за спины послышалось:”Невесту украли!” Лёха Шишков сразу напрягся от ответственности за судьбу члена коллектива. Светка между тем уже скрылась за поворотом, уносимая горячим горским конём, без всякой видимой надежды как-то остановить его. Пастух всё же настиг их где-то там и за повод привёл коня со Светиком назад. Раззадоренная молодёжь встретила их криками, из которых выделился “А барана за испуг?!”  Предложение прокатиться ещё было встречено женской половиной гробовым молчанием и пастух ушёл.

Вода напоминала Зеленчук, но была посложнее — отстрелилась Женька, расклинило Пашу на камнях и он застыл в позе спящего Фавна. Ещё пониже Паша не успел уйти в слив и его лагом вынесло на камень. Пашу кильнуло, он попытался встать, его снова прижало к камню и явно начало плющить. Перевёрнутый каяк несколько раз дернулся и наконец на камне появился Паша. Весло у него было сломано. Пашу морковкой переправили на берег и поменяли стаф.

Вода стала гораздо интересней, пошли сливы и небольшие бочки, стало возможным как-то прокладывать трек. Тут же выяснилось, что от постоянных ударов треснула Пиранья у Димки и её всё время наполняло водой. В самом конце у моста сохранилась симпатичная ступенька с бочкой, после которой мы собрались в улове у правого берега. Последний участок замучил Женьку, она уже приготовилась к самому худшему, как вдруг ей объявили, что всё закончилось. Осталось лишь покиляться в глубоком месте, так как наверху можно было только мордой камни собирать. Лёха остался тренировать Женьку, остальные, покилявшись, полезли на берег.

Наступил тот момент, когда народ начал расслабляться. Это именно то время, когда мозги полностью отрываются от всего, что не связано со сплавом, дела и заботы остались так далеко, что как-будто их никогда и не было, а впереди тебя ждёт сплав размером с жизнь. Кажется, что ты уже вечность на Кавказе, а реально прошло всего-то два дня. Вечером ты уже привычно усаживаешься у костра на свой любимый стул, попиваешь чаёк или что-то получше и слушаешь, как кто-то рассказывает историю из своей жизни, обязательно связанную с окружающим тебя сейчас миром. Как передать все эти тонкие ощущения? Я не знаю, друзья мои, да это и невозможно объяснить. Уже вернувшись домой, меня долго преследовало чувство, что Кавказ ещё не кончился, что он ещё держит нас своими событиями и впечатлениями, и это главное, что нас соединяет вместе. Там мы перестаём быть подчинёнными и начальниками, менеджерами и инженерами, чьими-то мужьями и жёнами, а превращаемся в одну бесшабашную и непонятную для окружающих команду, снующую по рекам в поисках новой воды и непередаваемого чувства адреналина в крови.

Все дела были сделаны, Лёха Шишков с Андреем даже починили наш многострадальный клубный ящик, давно показывающий свои внутренности из-под отваливающегося листа обшивки, все собрались у костра и начало раскручиваться привычное пати. Бывают у нас такие недостатки, что если ими вовремя воспользоваться, то они лучше многих достоинств. Поэтому каждый как мог наслаждался своим состоянием, особенно выделялся Вован, потреблявший за ужином свой традиционный ящик пива. Я тоже решил взять из палатки банку, отошёл от костра и тут же захрустел ногами по замёршей траве. Всё было в инее, своды палатки заледенели, капли росы замерзли. Эти две ночи на Аксауте были самыми холодными, я под утро давал жуткого дубака.

Утро тоже было холодным, всё вымерзло, всю землю и растения накрыло белым налётом инея, оставленная сохнуть на ограде юного партизана Димы снаряга превратилась в подобие листов фанеры. Солнце по утрам на стоянку не заглядывает, его закрывает возвышенность с востока, и нужно ждать, когда оно переместиться к югу. Когда солнце наконец появилось, пришло тепло, от замёрзших палаток и одежды повалил пар, и за каких-то десять минут все разделись до маек.

Сегодня нужно было пройти верхний участок, ехать было долго. По дороге несколько раз вылезали, чтобы облегчить проезд через разбитые участки. До намеченного места старта так и не добрались, дорогу перегораживала исполинских размеров яма, штурмовать которую не имело смысла. Но пока перегоняли вниз автобусы, сверху спустился здоровенный ЗИЛ с будкой. С водителем быстро нашли контакт и он забросил каяки вверх ещё километра на два, и обошлось это всего в двести рублей. Но каяки нашей группы прибыли позже, нести их нужно было самим. Я вдруг стал опасаться, что потяну ногу и решил не идти. Перед этим в Окуловке, совсем забывшись, я зажег на танцах, а утром еле ходил. Перспектива остаться без сплава меня пугала, я решил не рисковать.

Первым верхний участок в одиночестве прошёл Лукин. Подхватив остатки нашей группы, он снова пошёл наверх. До места старта из моей группы добрались только Светка с Вованом, все остальные начинали пониже. Жалко наверху никто не снимал, я бы посмотрел на это зрелище. Верхний Аксаут весь завален крупными валунами, между которыми несётся поток. Валуны сильно ограничивают обзор и угадать, что будет за следующим, невозможно. В общем, скоростной спуск на бешеной скорости среди камней. Верхний кусок всем понравился. А Шишкова просто заводят участки, совмещенные с лавированием и постоянными прыжками со сливчиков. Наконец, все спустились до того места, где я расслаблялся на берегу в компании с Аней и Женей, и дальше мы шли вместе. Сложных препятствий не было и где-то часа за три мы прошли всё, включая вчерашний участок. Периодически только выскакивал Димка Фёдоров и отливал свою дырявую Пиранью. Да ещё пугал свою группу Шишков – видя на берегу рыбаков, он приветственно махал им рукой. Задние думали, что это сигнал и разбегались по уловам.  Мы ещё немного покатались у моста и ушли с воды.

Начинался вечер, который опять обещал быть томным, во всяком случае всё к этому располагало. Всё уже было налажено в нашей выездной жизни, лишь слегка корректировался вечерний состав участников, но были там и завсегдатаи. Во всяком случае Таня Ефименко не пропустила ни одного дня, поскольку не была обременена сплавом. Часто зависали и другие члены “Трёх стихий”, но их имена слишком известны, чтобы произносить их вслух, ну а кто из нас без греха? Постоянно предаваться одному пороку нам мешает лишь то, что обычно их у нас несколько. Когда я начал постоянно спотыкаться о пустой инвентарь под ногами, я покинул поле битвы и пошлялся в стороне под гигантской сумасшедшей луной с одним таким завсегдатаем и решил ретироваться спать, пока здоровье не было окончательно подорвано.

Большая Лаба

Собственно говоря, на Аксауте делать было больше нечего, и уже вчера было решено перебраться на Большую Лабу, изначально не стоявшую в планах на выезд. Но перед этим надо было ещё посетить Курлюк, эдакий мини-каньон на Зеленчуке. Времени поэтому было не особенно много, имело смысл поторопиться. И всё складывалось позитивно, пока на поляну случайно не выкатился канупольный мяч. Как-то разом от группы каякеров, традиционно игравших перед погрузкой в сокс, отделилась несколько инициаторов игры в волейбол. Тут же от Шишкова поступило предложение начать играть в “картошку”. Круг желающих резко увеличился, все разом забыли о напряжённом графике и понеслась. Первым в круг посадили Юльку, и меня тут же начали терзать смутные тревоги. Захотелось встать в круг и загородить её своим телом, но я быстро поборол минутную слабость. Вскоре раздался пушечный залп, произведенный мощной канупольной рукой, мяч рассёк воздух и Юлькина голова мотнулась в сторону. “Трындец” – вспыхнуло табло в моём сознании. После такого попадания я не ожидал увидеть Юльсанну в здравой памяти. Всем стало нехорошо, но Юлька, с укором поглядев на Лёху (это ,конечно, был он) как ни в чём не бывало, вернулась в круг. Кажется, попади такой снаряд в меня, я бы навеки остался на Аксауте в позе засохшего раздавленного комара. После такого финала остаётся быть спокойным за будущее клуба.

Игра между тем продолжалась, задор брал верх, все, кажется, забыли, что надо ехать. Серёга с Таней достали ракетки и принялись стучать воланом. Поначалу я с непониманием смотрел на развернувшееся безобразие, но минут через пять перехватил у Тани ракетку и стал дубаситься с Серегой в бадминтон. Мяч у соседей периодически вырывался из круга, грозя навеки остаться в Аксауте, но каждый раз бешеная гонка по склону останавливала его у края гибели и возвращала назад.

Игра остановилась, когда все немножко притомились. Мы, наконец, сели в автобусы и покатили на Курлюк. Роберт Ленгдон к тому времени тоже покинул Париж и ошивался где-то в районе Версаля. Но он снова не попал в “Магнит”, возле которого опять тормознули мы. Трехстихийцы спешились и разбрелись среди прилавков, Вован понёс очередной ящик с пивом, я же попался на глаза Юльсанны, был навьючен коробками с пельменями, и, наткнувшись на закрытую дверь в автобусе, стал оберегать их от солнца своей тенью.

Когда каждый взял своё, мы наконец выдвинулись к Курлюку и, как оказалось, напрасно. Воды не было. Стояло несколько хилых валов после сливов глубиной в две ладони. Чуть пониже моста река вовсе сваливалась в узкую щель шириной не больше двух метров. Кататься было негде, мы пофоткались, сели в басы и поехали на Большую Лабу.

Света с Таней в нашем басе давно спелись в роли бессменных штурманов, не допуская никого на своё место. Болтая между собой, запивая беседу пивом и периодически покуривая, они прокладывали нам путь. Бывает удивительно, когда один характер так идеально накладывается на другой. Как сказал Серёга, плохая компания в детстве даёт отпечаток на всю последующую жизнь.

Между тем мы подъехали к посту ДПС где-то в районе Преградной, где нас с удовольствием остановили. Собрав паспорта для проверки, нас выстроили в колонну на обочине. Началась привычная процедура нагнетания истерики из-за длительной задержки нас на посту в связи с просто-таки фатальной необходимостью всё досмотреть и проверить. После чего нашей стороной было заявлено о просто-таки обязательном присутствии для этого понятых и мы невозмутимо отправились играть в волейбол. Потоптавшись на посту, к нам направился старший и стал опять туманно объяснять о длительности проверки и связанных с этим сложностях, после чего попросил достать все вещи и снять каяки с крыши. На вопрос о понятых был дан ответ, что они обязательно будут, но не раньше, чем через три часа. Потом он обратился к Серёге и сказал, что нужно знать законы и что он может вообще задержать нас. После чего Серёга сказал, что нужные законы ему известны и показал своё адвокатское удостоверение. Настроение у собеседника сразу испортилось и он в компании наших немногих представителей вернулся на пост. Дальше разговор происходил в следующем ключе:

— А можно узнать фамилии и должности сотрудников поста?

— А зачем Вам?

— Жалобу писать.

—  А что случилось?

— Да нет, ничего не случилось, просто фамилии хотим узнать.

— А зачем Вам?

— Ну вот если что случится,  жалобу будем писать.

— Да что случилось-то?

— Да нет, ничего ещё не случилось, но вот если случится, мы напишем жалобу.

— Да что мы сделали?

— Нет, вы ничего не сделали, мы просто фамилии будем знать.

После нескольких минут подобного бессмысленного перебирания фраз нам отдали паспорта и попросили очистить обочину.

Вскоре показался Псемен, в котором мы повернули на Большую Лабу. Через несколько километров относительно ровного участка дорога втянулась в горы и пейзаж резко поменялся. После светлого и солнечного Аксаута мы ехали в сыром и темноватом ущелье, где открылся настоящий Кавказ. Пробитая в скалах дорога извивалась узкой лентой,  постоянно демонстрируя остатки обвалов, ныряя в низинки и тут же забираясь вверх. Под крутым, заросшим лесом склоном, шумела полноценная вода. Ущелье сузилось, по обеим сторонам выступали скальные выступы.

Скорость резко упала. По сравнению с этим лесовозным трактом дорога на Аксаут казалась автобаном. Мы медленно тащились вверх, периодически разъезжаясь с лесовозами, перевозившими огромные брёвна.

Мне офигенно нравится Кавказ. Я очень давно полюбил этот мир, ещё с тех времён, когда в компании таких же ненормальных носился по ущельям, собирая зачётные баллы для заветного разряда. Любовь к этой природе лежит у меня в подсознании и мне приятно возвращаться сюда. Особенно невероятными кажутся переходы от зелени леса к безбрежным полям камня и снега с набором высоты. Сначала отступает лес, уступая место цветочному разнотравью альпийской зоны, потом проступает зелёный мох, а когда пропадает и он, ты видишь вокруг только снег и лёд вечной зимы под глубоким синим небом, и кажется странным, что где-то внизу существует жизнь.

К сожалению, Кавказ тает. Когда несколько лет назад после продолжительного перерыва я побывал на знакомом месте, то был буквально ошарашен произошедшими переменами. В том месте, где мы в своё время перебирались по леднику, заглядывая в его бездонные трещины, лежала поросшая зеленой травой небольшая долина, исчерченная к тому же набитыми тропами. Язык ледника отступил на несколько сот метров вверх по ущелью, и уже еле просматривался с того места, где он был когда-то.

Наша колонна остановилась, чтобы полюбоваться на Затычку. Внизу бушевала вода, жившая своей жизнью. Ехать оставалось совсем немного.

Когда до стоянки оставалось совсем уж рукой подать, мы наткнулись на заглохший лесовоз, занявший как водится в таких случаях всю ширину дороги. Задержка оказалась длительной, уже начали просчитывать варианты стоянки в кемпинге, как сверху подъехал ещё один лесовоз. Лесовики стали копаться во внутренностях ЗИЛа и минут через пятнадцать он завёлся, освободив наконец проезд.

Дорога стала совсем отвратительной, Транзит несколько раз приложился днищем о камни. Но вот и мост на правый берег, короткий подъём и мы на краю поляны. Было уже совсем темно, а нужно ещё было съехать с дороги через топкую лужу. Посветив фонариком и оценив разбег, Лёха решил её преодолеть. Повиляв задом и накренившись на краю опасной неустойчивости, Мерседес перескочил на ту сторону. Остальными машинами решили не рисковать и их оставили на пятачке возле дороги.

Ровных мест оказалось мало, и для их поиска пришлось разбрестись по всему склону. Самым разумным оказалось ставить палатку на отрезке дороги, поскольку она была явно заброшена. На противоположной стороне, ревя сигналами, чтобы не столкнуться в темноте, продолжали двигаться лесовозы. В ожидании ужина мы собрались у Мерседеса, где был освещённый пятачок — луна никак не могла заглянуть в глубь ущелья, освещая лишь вершины гор. Покушавши пельменей, все разбрелись спать.

Собственно, идти нужно было не всю Лабу, а кусок от моста до Рожкао, то есть  каньон Солёные скалы с Кирпичом и Затычкой, на верхний кусок не хватало времени. Это была уже полноценная вода – много валов и бочек, мощных сливов, в русле постоянно стоят крупные камни. По существу каньон представляет собой одно большое препятствие с двумя ключевыми местами. Сплав начался уже от самой стоянки, моментально появились метровые валы, приходилось постоянно менять траекторию. Буквально через несколько минут в мощном сливе у меня срывает юбку и я со всей силы гребу в улово, чтобы не опрокинуло. Видимо, недостаточно сильно натянул. После, при первой возможности, я старался подальше загнать её под ободок кокпита.

С нами первый раз пошёл Серёга. Появился свободный каяк, потому что не все сегодня были на воде, а свой каяк он из Калуги не взял. На его лице был написан праздник. В качестве подстраховывающего с нами также всё время ходил Вован. Он шел на родейнике и только сегодня у него появилась возможность покувыркаться, чем он с упоением занимался.

Река не давала возможности расслабится, всё время были препятствия. На одном из поворотов при проходе группы полутораметровых валов меня стало держать, я ускорился, весло отыграло от вала и я засветил себе шафтом по переносице. До конца выезда я теперь демонстрировал блямбу на носу.

Первоначальное оцепенение от реки прошло, стало понятно что всё по силам и все включились в весёлую работу. Так дошли до Кирпича, где мы вылезли посмотреть на порог. Но никто особенно не драконил, хотелось быстрее пройти.

Как я понял, сам Кирпич лежал первым, деля реку на два рукава. Совсем слева было стремновато, справа достаточно просто, оптимально было за Кирпичом посередине между двух зубьев, для чего нужно было тормознуть в небольшом улове, быстро нацелиться на слив и, разогнавшись, прыгнуть через бочку, уйдя затем в правое нижнее улово. Полюбовавшись на нескольких заварившихся, а также на Игоряна, который немного промахнулся и прошёл порог слева, мы вернулись к каякам и по очереди пошли вниз. Желание выдержать траекторию привело к тому, что всех увело вправо на простой участок. Я тоже чересчур сильно разогнался, чтобы чуть срезать поток и прострелить улово, в результате меня понесло на Кирпич. Не желая рисковать, я ушёл вправо, не дотянул до улова каких-то полметра и меня унесло в слив в нижнее улово. Только Димон Колбешкин со свойственной ему меланхоличностью не торопясь попал куда надо и, пройдя нижнюю бочку, подплыл к нам. Вован и Серёга без проблем прошли по центру. Времени повторять попытку не было и мы пошли дальше.

Вода ещё чуть ускорилась, но в целом характер реки не менялся. Пройдя ещё несколько несложных препятствий, мы уткнулись в Затычку и стали готовиться к фееричному прохождению Лукина, поскольку больше никто её не шел. Поставив страховку на камне сверху, Шишков отправился под слив, и при высадке на камень случайно упустил весло. Более готовым оказался Игорян, поскольку его каяк стоял рядом с ним. Werner, приветливо помахивая лопастями, отправился в самостоятельное плавание по Лабе. Игорь быстренько натянул юбку и пошёл его догонять. Нагнал он его метров через 150. Все опять переключились на Затычку в томительном ожидании. Наконец Лукин стартовал. Ровненько зайдя в слив, он чуть оторвался на последнем гребке и ухнул в бочку, уйдя в неё с головой и веслом. Спустя секунду он уже показался за бочкой и пристал к камню, на котором сидел Шишков. Оседлав вдвоём один каяк, они пошли к берегу, но страхующие не успели выбрать морковку, и два Лехи проскочили место высадки, что Шишков прокомментировал криком с воды: ”Тащи б…!”. Вцепившись в страховку, его коллективно вытянули на берег.

Производим ротацию – меняем Серёгу на Женьку, выслушиваем комментарии и советы Лехи, и собравшись с мыслями, готовимся к жёсткому сплаву. Река, однако, течёт в спокойном русле, не показывая прежней стремительности. Минут через 15 выясняется, что ничего уже и не будет, потому что показался мост, наш конечный ориентир. Женька явно разочарована. Зато мы первые увидели Юльку с обедом. Быстро перетаскиваем каяки через приток-ручей и погружаемся в ароматы Юлькиной кухни. День удался!

Вскоре подошли другие группы и на стоянке началась толкотня. Мне доставляет удовольствие смотреть на коллективное переодевание после сплава. Есть в этом какой-то позитив, какая-то завершенность, некий симптом в перемене твоего состояния.  Только что ты боролся на бурной воде, не зная своего будущего, а вот ты уже в своём кресле сытый и благодушный, сидишь с пивом в руке и созерцаешь окружающий мир, а он созерцает тебя. Вот бы так на работе.

Поскольку наша группа была первой, мы первые и выехали. От Рожкао дорога сносная применительно к местным условиям, если не считать брода в посёлке. Журчащая вода под колёсами прозвучала позывным сигналом, и после брода все разошлись по сторонам. Обратно собирались долго, последним подошёл Димон, который кажется спит с фотоаппаратом. Попытка посетить местный магазин успехом не увенчалась, ничего достойного внимания не было. “Будем искать” – вздохнула Таня и мы тронулись дальше. Мелькавший в зеркалах заднего вида голубой Мерседес тоже тормознул у магазина и все удовлетворённо хмыкнули от представившейся форы.

Одни на дороге мы были недолго. Пост ДПС на административной границе снова собрал нас вместе, как в добрые старые времена. Мы приготовили паспорта, Сергей свою красную книжицу и опять началась беседа ни о чём. Тут из баса появилась Таня с сигареткой в руке. Прогулявшись по обочине, она узрела внимательным взглядом темно-зелёные бока бутылок карачаевского пива, мирно почивавшие в траве напротив поста. Логично рассудив, что потерянное – это ничьё, она совершила два рейда на найденный провиант, пока оторопевший от такого нахальства служивый не унёс остатки недоклёванной добычи в другое место. Нам сейчас же вернули паспорта и выразили желание, чтобы мы отъехали.

Ехать надо было на Майкоп. На трассе поворот к нему никак не обозначен, хотя до поворота можно прочесть названия к съездам в любой глухой посёлок. Ориентир такой – через километр после съезда справа на посёлок Вольный на желаемом перекрёстке стоит синяя заправка ТНК, а через дорогу какая-то местная заправка. Дорога на Майкоп уходит налево. Ночью она хорошо подсвечивается двигающимся по ней транспортом. Ориентиры относятся к движению от Зеленчукской. Второй год мы упускаем здесь басы, которые надеются увидеть указатель и проскакивают поворот, уезжая на много километров дальше. В этот раз это был Транзит Бурова. Шишков остался его ждать, а мы под рассуждения Роберта Ленгдона о превратности жизни в Лондоне снова вырвались вперёд.

Быстренько проскочив провинциальный на вид Майкоп по хорошему шоссе мы втягиваемся в долину Белой. Как упоительно лежать на полке в басе отрешенным от всех проблем, спокойным как танк, поедая педантично порезанную снедь, лениво вслушиваясь в разговор зоков и изредка кидая реплики сверху. За окном мелькают ночные огоньки, чуть проступает небо, а тебя несёт труженик бас, потряхивая на неровностях шоссе и покачивая в поворотах. Промелькнул Тульский, осталась позади Даховская, проявились в свете фар и исчезли смотровые площадки Гранитного и вот уже автобус ныряет в расступившийся среди деревьев проход и выкатывается на стоянку. Всё, мы на Белой.

Первым делом вытащить рюкзак и любимый стул – это раз. Потом шустренько обежать площадку и выбрать удобное место для палатки, застолбив его рюкзаком. Нужно, чтобы оно было не слишком далеко от клубного тента, чтобы не тащиться потом вдаль нетвёрдой походкой глухой ночью с затянувшегося пати, обрывая оттяжки чужих палаток и падая на неровностях пути, но и не слишком близко, чтобы не слушать всю ночь бессвязную речь тех, кто на этом пати засел. Желательно также присутствие шумного звукового фона от порога, чтобы заглушать храп в соседней палатке. Не знаю как кто, а я к этому очень чувствителен. Это два. Быстренько тяпнуть коньячку. Очень важно. Это три. И последнее, но самое главное, посмотреть  уровень воды. Четыре. Уровень показался как-то не очень, по-моему маловат. Может ночью так кажется?

Когда я вернулся к автобусу, ко мне подошла Света. Сбивчиво и путано она попросилась на ночлег. Мне пришлось приложить немало усилий, чтоб сохранить серьёзное лицо – компания разгильдяев лишилась палатки. То ли сломался каркас, то ли палатка разорвалась вдребезги пополам, то ли они вообще её потеряли – в тонкости квартирного кризиса я вникать не стал. Светке, как существу нежному и легкомысленному, ещё простительно было не замечать наступавшей катастрофы. Но когда рушится крыша над головой, у владельца могла бы возникнуть тревога, хотя бы из чувства самосохранения. Мой опыт, однако, говорит мне об обратном  – хозяева палаток самый безалаберный народ на свете. В подтверждение своих слов знаю массу примеров, приведу один. Однажды зимой в три часа ночи на заваленном снегом перевале хозяин палатки решил освободить её скаты от груза и двинул изнутри по своду. Вместо того, чтобы мирно скатиться снаружи, весь снег в образовавшуюся от удара дыру свалился внутрь на нас, захватив попутно чудный морозный холодок. Но сейчас судьба мне улыбнулась и сама привела в мой дом тепло, и не в виде грубого мужикана, а чудного создания, владеющего двумя спальниками. Не воспользоваться удачным случаем было смешно. Крикнув какую-то первую пришедшую в голову ахинею, типа “Мой дом — твой дом!”, я предложил немедленно перенести вещи, и тут же понёс их сам. По пути к выбранному месту я вдруг содрогнулся от мысли, что видя такую поспешность Светка заподозрит что-нибудь неладное и передумает ночевать и я останусь до конца выезда коченеть один, но обошлось. Дом мой был крепок, надёжный тыл я себе обеспечил. Как мне казалось.

Совершив благородный поступок, я обратился к своим обязанностям, поскольку был сегодня дежурным. Выстроившись в ряд со своими братьями по кухне, Димоном и Илюхой, мы принялись стучать ножами по овощам и мясу, переводя выложенные на стол продукты в задуманный Юльсанной ужин. Работа шла споро, один наш вид приводил в голодное смятение окружающих, заставляя околачиваться возле кухни как уличных котов. Наконец был объявлен сигнал, все потянулись к столам, а я пошёл взглянуть на свою палатку. В тамбуре были сложены объемные сумки, на коврике толстым слоем лежало два спальника, в голове лежала знаменитая Светкина подушка, сбоку нагромоздились многочисленные упаковочки и мешочки, на которых сверху лежали любимые Светкины носки. Я не испытал дискомфорта.

Белая

Вечер только начинался. Компактно расположившись после ужина под тентом, потому что начал накрапывать дождь, мы сначала немного пообсуждали события чрезвычайно длинного дня, потом припомнили события недавнего прошлого, потом разговор разбился на несколько маленьких ручейков, которые разбегаясь и сливаясь вновь, создавали атмосферу всеобщего общения. Эпицентром и главным движителем этого движения обычно является Лёха Шишков. Невозможно себе представить, чтобы Лёха не затронул вечером какую-нибудь животрепещущую тему и не рассказал несколько историй из своего неистощимого архива. А уж когда он доберётся до гитары и наполнит вечер после сумасшедшего дня своими хитами, наступит просто праздник. И этот праздник можно видеть каждый день, недаром постоянно недосыпают трехстихийцы и зависают на пати. Одной из главной причин успеха дела всей его жизни является он сам и его обаяние, но вряд ли в такие минуты он думает о коммерции. Нам всем повезло в жизни, что мы встретили такого человека.

Темень была жуткая, сверху слегка капало, посуду мыть не хотелось и её решили оставить до утра. Выйдя из-под освещенного тента, я в темноте разглядел участников своей группы и призывно машущую Пашину руку. Осталось крикнуть “Всегда!” и рысцой переместиться в тесный круг Приората Сионистов. Группа обсуждала вопрос, возникнет ли интимная близость между Робертом и Софи или он испугается связи  с женщиной-полицейским? Лично мне показалось, что Роберт несколько наигранно изображает простачка, целенаправленно  готовя западню. Кроме того, мне определённо понравились рассуждения старого лиходея сэра Тиббинга, что у женщины нет никаких моральных прав отказать мужчине. После третьего тоста группа окончательно запуталась в дебрях душевных переживаний героев книги и вдруг, под влиянием нахлынувших чувств, затянула “Ой цветёт калина…”. Всем понравилось. Выпили. “Вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идё-о-от!..”. Выпили. Понравилось. Дальше пошло по нарастающей. Нашему человеку, кем бы он ни был, дай только очутиться в капкане народной песни, и его уже не остановишь. Мы перебрали весь свой песенный арсенал, не упуская уже полузабытых революционных песен. После очередной песни каждый напряжённо вспоминал следующий мотив и кто-то, хлопнув себя по коленям, вдруг произносил:” А давайте эту…”, и мы тут же подхватывали своими чистыми голосами очередной народный шедевр. Злые языки наутро утверждали, что и голоса были не такие уж чистые, и что пели мы невпопад, безбожно перевирая мелодию и слова, иногда пуская по 3-му кругу один и тот же куплет, а иногда вообще присоединяя слова из другой песни, но я думаю, что это всё враньё, нашёптанное чёрной завистью к нашему великолепному хору. Мы пели слаженно и проникновенно, вкладывая душу в каждое слово, стараясь почётче донести их смысл до каждого, кто уже удалился в палатку.

Расходится мы начали около двух часов, пропитанные острым чувством  Родины и патриотизма, и долго прощались под усиливающимся дождём. Дождь к тому времени уже не шутил. Я профилактически обежал палатку, подтягивая оттяжки и нырнул внутрь. Подсветив себе фонариком, с наслаждением забрался в спальник, приготовившись к возвращению полузабытого уже чувства тепла и локтя друга.

Блажен видящий сны. Крупные капли барабанили сверху, металась по воздуху обдираемая с веток листва, рядом ритмично шумела Белая, а мы спокойно погружались в сон, раз и навсегда отрезавший нас от этого дня. Дождь не прекращался ни на минуту, неся радостную весть, что завтра будет вода. Но чтоб такая!..

Утром я встал рано, чтобы не спеша приготовиться к дежурству по кухне. Чем мне ещё нравятся выезды и походная жизнь – это беспроблемный утренний подъём. Дома я испытываю адские муки от ранних подъёмов, сравнимые по ощущениям с восхождением на эшафот. Здесь же я выхожу в свет бодрым и энергичным, не испытывая  никакой тяжести. Итак, утреннее дежурство началось с того, что бодрым и энергичным я подошёл к автобусам и увидел вместо клубного тента офигенный бассейн. Сам тент частично лежал на земле, оттяжки тянули края тента вверх, в середине плескалась вода. При желании в нём мог свободно разместиться родеист и крутить при этом картвиллы. Пришлось снять одну оттяжку и слить воду, следя за тем, чтоб не намочить ноги. Потом, побродив минут пятнадцать по окрестностям и поглазев на знакомые места, я с кастрюльками отправился на пляж.

Воды реально не хватало. По камушкам я завернул за угол, где было почище, и наполнил кастрюльки для чая. Скоро подтянулся Илюха и мы начали мыть вчерашнюю грязную посуду. Потом помахали ножами и нарезали колбаски. Появился заспанный Димон и ему поручили быстренько нарезать хлеба. Ну и поскольку мы были первыми, Илюха первым же занялся яичницей, чтобы завладеть единственной найденной к тому времени луковицей. Когда последнее яйцо шлёпнулось на сковородку, мы хором прокричали:”Завтрак!”

Из палаток потянулся народ. По степени озабоченности лица безошибочно угадывалось, на каком этапе был прерван вчерашний вечер. Но в среднем коллектив был здоров. Участники без особых проблем идентифицировали свою посуду, адекватно держали очередь, правильно считали яйца. Полюбовавшись на такую организованность, я решил чуть сэкономить время и начать мыть освобождавшиеся тарелки.

Перемены на реке сразу были видны. Вода из приятной голубовато-прозрачной превратилась в мутный поток цвета кофе, плыли листья и ветки, напротив стали подниматься валы. Площадка, где я полтора часа назад набирал воду, была затоплена, Белая рвалась на берег. Лёха Лукин уже знал об этих переменах, утром он поднялся вместе со мной и постоянно следил за рекой. Было очевидно, что уровень поднимется ещё, а вот насколько?

Обсуждения плана на день я не слышал, поскольку всё время был занят. Посуды чего-то набралось много, мы тёрли её как еноты не разгибая спины. Только на погрузке узнал, что едем на Хаджох. Меня это известие порадовало, на Хаджохе я не был.

Короткая поездка вниз и мы уже на площадке для экскурсионных автобусов. Площадка находится за огромным обломком скалы, дорога огибает её с двух сторон. Поступило предложение от Лёхи сняться всей толпой на камне и группа устремилась наверх, облепив камень, как муравьи свой муравейник. После фотосессии Леха сотоварищи уехал отгонять басы, а мы стали переодеваться на дороге, демонстрируя всем желающим свои белые жопы. Это вызывало восторг у проезжавших, которые дружно сигналили нам. Не устояли даже сотрудники ДПС, они вдобавок помахали ручками.

С приездом командования участники выстроились по одному и двинулись к реке, ещё больше напоминая муравьёв. С берега хорошо виден вход в каньон, сразу после галечной осыпи. Собравшись у камня в её конце, мы пропустили две группы вперёд и понаблюдали за их прохождением. Увидели для начала несколько килей и троечку отстрелов. Когда подошли сами, узнали, что один каяк ушёл.

Тут же перед нами были “Девичьи слёзы”. В центре почти вертикальный слив высотой метра два с половиной, слева ещё один слив, более пологий. В четырёх метрах выше от левого слива здоровенный камень, сразу за ним небольшое улово. От камня в середину потока идёт сбойка. Сразу за центральным сливом симпатичная глубокая пенная бочка. На фоне чрезвычайно озабоченного многоголовья, наблюдавшего с берега эту картину, резко выделялось улыбающееся лицо Ленки Павельевой. Не представляю, что вообще может расстроить её.

Поскольку мы подошли последними, то немножко понаблюдали за проходами. В принципе, по центру идти было, видимо, проще, надо было только разогнаться и правильно ставить крена в сливе. У кого этого не получалось — варило в бочке. Слева проходили более чисто, но туда ещё надо было попасть. Некоторых сбойка уносила в центр, а кого-то положила ещё до слива. Как всегда невозмутимо слева проскочил Дэн, но после слива задел камень и его кильнуло, но он быстро встал. Игорян глубоко зашёл в верхнее улово, там сориентировался и без проблем слился. Красиво зашла по траектории Ленка Павельева, но уже внизу её вынесло на камень, развернуло и положило. На второй раз она встала.

Я тоже пошёл слева. В сбойке немного передержал, меня понесло на камень, я резко довернул каяк перед ним и сильно толкнулся влево. В слив я буквально упал, боднул носом всё тот же камень и быстренько траверснул к правому берегу.  Посидел в улове, понаблюдал за прохождением остальных. Кого-то регулярно клало, некоторые демонстрировали эффектные свечки.

Небо опять затянуло тучами, стал накрапывать дождь. Счастье, что он, как и ночью,  был тёплый, в воде было очень комфортно. Лукин, собрав группу, повёл нас дальше. В своем начале Хаджох напоминает скорее ущелье, чем каньон, везде можно выйти на берег, склоны не давят со стороны. Пройдя около километра по более простому участку, мы подошли к “Руфабго”. Встали метров за 80 и пошли посмотреть. Порог делится центральным каменным выступом с двумя зубцами на два слива, правый очень простой, левый посложнее со сливом метра в два и широкой проносной бочкой. За порогом справа большое улово, в центре испещрённое вспухивающими поганками, слева под крутым откосом ещё два маленьких уловка. Порог хорошо определяется издалека по пешеходному мосту через Белую. Перед порогом на левом берегу симпатичные водопадики.

К тому времени, когда мы подошли, половина участников уже осчастливилась проходом, Дэн заходил вообще раза три, пока не удовлетворился.  На мосту свесились любопытные, подошёл Кожекин с зонтом, Лёха периодически давал команду веслом. Я вернулся к каяку, вышел с Ленкой на воду, подождал, пока спасут морковкой отстрелившегося и пошёл в порог, ориентируясь по вальчикам. Перед сливом ускорился, удачно проскочил бочку, раза три получил в морду, пробивая валы, покачался на поганках и нырнул в улово. Вскоре пошла Женька. Её снесло на заходе и понесло в правый слив, а желание было пройти в левый, в результате она спрыгнула ровно посередине между двух зубьев. Радость от прохождения была настолько яркой, что она забыла уйти в улово, остановилась посередине реки и стала вопить, перекрикивая Белую. Окружающие в каяках и на берегу старались докричаться до неё, позой и выражениями напоминая персонажей анекдота про мальчика и мужика с мегафоном, но тщётно. Под Женькой вспухивает и разрастается поганка, она проваливается, каяк раза два дергается и появляется Женькина голова. Три или четыре каяка несутся к ней, спасая её и стаф, отчаянно борются с течением и всю эту толпу разом сливает в длинный жёлоб, который начинается сразу за последним уловом, и долго они ещё несутся по нему, прыгая на валах и работая вёслами.

Дальше пошло ещё веселее. После “Руфабго” в желоб отправились мы. Подождав очередь, пошёл и я, не ожидая никаких подвохов. Жёлоб представляет собой длинный спуск, весь испещрённый валами самой разной геометрии, внизу он сужается метров до двух. Гонка началась с самого верха, справа и слева проносились стенки, валы шли одни за одним. В сужении валы стали выше и чаще, скорость ещё возросла. Впереди я заметил Сергея Янченкова, прикинул, догоню я его или нет, и меня тут же положило, так и не дав решить вопрос с траекторией. Гонка продолжалась дальше, но уже в перевёрнутом состоянии. Я попытался рывком прижаться к деке, но меня только помотало под водой, вырывая весло. Я повторил попытку, не прерывая усилий, прижался к борту, вывел весло и выскочил на воздух. И снова первым, что я увидел, были добрые и отзывчивые глаза Вована, который с безопасного места со смехом наблюдал за скачками в жёлобе.

Дальше я уже с трудом припоминаю ориентиры на Белой, они как-то слились в сплошную череду бочек и сливов. Мы постоянно что-то прыгали, раза два меня несло кормой вперёд, периодически рядом кто-то эскимосил. Дождь усилился и не прекращался не на минуту, вода постоянно прибывала. Я сильно пожалел, что повесил рюкзак и несколько вещей на просушку, разглядев утром в разрыве облаков солнце.

В какой-то момент мы ушли вперёд, и дожидались в улове остальных, Это, кажется, было уже после “Мешоко”. Постепенно все накапливались в улове, наблюдая за прохождением остальных. Проскочил Немченко на сильном правом крену, делая опору. Пронесло Илюху, за ним Сергея. Вот сверху летит великолепный Дэн. Его валит в бочке, чуть жуёт и выносит. Он пытается взлететь сначала обратным, потом прямым, потом машет веслом, как крылом, и встаёт, вызвав крики и овацию.

Наконец собрались все, разобрались по группам и пошли дальше. Все уже подустали, но скоро всё должно кончиться. Поднимаются вертикально стены, Хаджох начинает быть похожим на каньон, где-то впереди “Шумок”, который мы не идём. Вот впереди галечная отмель, мы к ней пристаём и это означает конец сплава.

Несмотря на усталость, я с сожалением вылезаю из лодки. День просто офигительный. Сейчас бы пива…

Мы крадёмся наверх по узкой глинистой тропинке. В полутора метрах обрыв в каньон, не хватало ещё улететь туда. Передние уже малость развезли промокшую глину, приходится быть осторожным. Кто-то постоянно дышит мне в спину, подожди , родной, наверху я тебя пропущу, у меня же Blunt.

“Шумок”, кстати, никто не пошёл. Если Лукин утром видел возможность, то теперь это стало опасно.

Мне трудно передать ощущения того дня. Только у автобусов я понял как устал. Целый день на нас сыпал дождь, мы постоянно вылезали на просмотр, кого-то ловили, раза три я отливался, но трудно припомнить день, когда бы я был так счастлив.

Пиво наверху не нашлось, зато нашёлся коньячок, очень неплохой, знаете ли. Интересно, на какое время дома растянется эта тема?

Тут же выяснилось, что упущенный каяк болтается в улове прямо под нами, но достать его оттуда было нереально. Жалко, но придётся бросить. А мне бы сейчас в лагерь на любимый стул, к столу поближе.

Мы немножко перетасовали группы в автобусах, потому что Лёха решил сводить несколько человек на участок выше Гранитного, мне надо было на дежурство, а мой бас отправился на ловлю каяка, который вдруг выскользнул из улова и пошёл вниз.

В лагерь мы поехали на Транзите Бурова. Весьма душевный человек Миха. Я что-то не припоминаю, чтобы видел его разозлённым или утратившем душевное равновесие, тем более среди нашего контингента.

Так вот, за рулём сидел Дэн. В автобус набилось человек одиннадцать, прав ни у кого нет, но про гаишников в такие моменты никто не думает. А тут на тебе, стоят на выезде. Дэн с равнодушной миной подъезжает к перекрёстку, глядит налево, глядит направо и глохнет на подъёме. И завестись мы сразу не можем, у Мишки хитрая сигнализация. Люди в фуражках с интересом уставились на нас. Из глубины автобуса раздаётся дельное предложение:

— Дэн, а давай мы тебя сдадим, а сами дальше поедем?

Предложение сопровождается откровенным ржанием. Но не таков наш Дэн, чтобы волноваться из-за пустяков. Спокойно выждав время таймера, он завёлся и, умело переругиваясь с нахальными зоками, выехал на дорогу мимо машин с мигалками. ДПС’ники проводили долгим взглядом странный автобус, но поскольку все были с добычей, нас не остановили.

В лагере мирные картины, стоит горячий супчик, все довольны, настало время наслаждений. Меня вдруг осеняет мысль, что если наступил обед, то дежурство кончилось. Мы же меняемся на ужине, а посуду помоют застрелившиеся. И с криком победителя я кидаюсь в стул и присасываюсь к банке пива. Сегодня только отдых.

Спустя небольшое время приплывает группа Шишкова. Благодарные девочки обслюнявили обе щеки Лёхи за сплав. Самая шумная из них Аня. Береги силы, Аня, завтра Киши!..

Народ всё прибывает, за столом становится тесно. Приехал Серёга Калуга, каяк не нашли, он ушёл в темноте. Обидно. Юлька утешает Серёгу Гребнева: ”Не расстраивайся, он же у тебя старый был, весь исцарапанный, новый купишь!” Все захохотали.

Всё-таки быстро опускается на юге темнота. Только что было светло, а сейчас фонарик в палатке еле отыскал. Не надо лениться, готовиться к вечеру нужно загодя, чтоб не отвлекаться, а иногда так не хочется уходить из-за стола. Сидеть вот так можно бесконечно. Вот поплыла гитара и Лёха грянул “Шмеля”. Теперь нас не остановишь. Здорово, что появилось много ребят, прекрасно владеющих гитарой и умеющих петь. Вот Танька Здобнова переиграет любой симфонический оркестр. А у меня нет не только голоса, но и слуха, чтобы понять, что у меня нет голоса.

Немного потрепался с Женькой. У неё хорошо идёт слалом, но есть некоторые проблемы психологического характера. Но после вечернего сплава с Лёхой настроение было приподнятое и я искусительно уговорил её идти с нами до Кишей, мол наверху всё просто и проблем быть не должно. Я и сам так думал.

Жалко, что нельзя подольше посидеть – завтра тоже трудный день. Очень сложно соблюсти компромисс между сплавом и бухаловом, скорее его вообще нет  – либо то, либо другое. Дождавшись, когда пати начало агонизировать, я оправился спать. Немного полежал, почувствовал, как отпустило мышцы и стал проваливаться в сон.

Проснулся где-то часа через полтора. С удивлением отметил, что пати не завершилось. “Странно, ведь вроде заканчивали” – подумал я и перекочевал на трофейную подушку.

Через какое-то время очнулся снова. Гулянка не утихла. Она вроде б даже стала разгораться. И заправлял всем Шишков. “Черти, завтра же сплавляться. Ну вам же хуже. А я буду спать.” – и заснул.

Когда я проснулся в третий раз, то почувствовал лёгкую зависть. Немного повалялся, обдумывая ситуацию. Выйти что ли, посидеть? Решил вслушаться в ночной хор. Пели ужасно. Голоса звучали вразнобой, в целом общее звучание распадалось на затухающие гармоники числом не менее шести, и никак не могли собраться вместе. Мелодии не соответствовали оригиналу, слова безбожно перевирались. Дальше стало ещё интереснее. Затянули песню, слова которой большинству не были знакомы, и они их додумывали на ходу. После этого пропели разными составами вместе две совершенно разные песни, думая, что исполняют одну. Потом одна партия стала отставать от другой, причём не на куплет, а на половину. И чтобы попасть в унисон с первой партией, вторая периодически обрезала припев. Всё это постоянно прерывалось здравицами за наш здоровый образ жизни. Решив, что глупо в три часа ночи начинать всё сначала, я отключился, но уже ненадолго.

Очнулся я в тот момент, когда голоса не звучали, а содрогались только струны. Продолжалось это минут десять. Я решил, что либо у всех отшибло память, либо у музыканта свело руку и он играет от безысходности  своего положения.

Когда уже не помню в какой раз проснулся, то с удивлением отметил, что стало светать. Я похлопал вокруг себя – напарника не было. Во дают! Психи. Посмотрим, кто кому утром завидовать будет.

Но видно разум у кого-то возобладал, потому что вскоре раздался визг молнии, что-то потопталось в тамбуре  и нечто, похожее на медвежонка, пробралось на соседнюю половину. А моё ли это? Вроде оно. Наступила тишина, я отключился.

Расслабленным сознанием завладели видения прошедшего дня. Мимо проносит Дэна, он что-то орёт из клыкастой бочки. В клочьях тумана плывут тени с веслами, Лукин на камне сигнализирует руками. Я всё ближе к сливу, нужно толкаться, уже слышен рёв бочки… . Я дёрнулся. В руку уткнулся давешний медвежонок и негромко посапывал :”Хр-р… хр-р…” Боясь вспугнуть сон, я запустил руку в Светкин спальник и попытался нащупать Светкину голову. Голова бесшумно уползла в глубь спальника, звук прекратился. Я замер и стал засыпать. Из глубины спальника что-то поползло обратно, воткнулось в плечо и стало хрюкать. Начиная свирепеть, я решительно запустил обе руки в соседний спальник, чтобы повернуть Светку за плечи, напоминая сам себе Волка в цистерне из мультфильма “Ну погоди!”. Светка брыкалась и отбивалась руками. В самый разгар поединка я вдруг с удивлением осознал, что борьба потеряла всякий смысл, потому что я окончательно и бесповоротно проснулся. Отползя на своё место, я немного полежал, обдумывая эту новую для себя реальность, оделся и вышел из палатки.

На улице я окунулся в великолепное утро. Было не холодно, все облака исчезли, верхушки гор золотило солнце. Нам предстоял отличный день.

По стоянке уже перемещалось несколько ранних пташек. Чтобы не болтаться без дела, я набрал в реке водички и поставил её на плиту. Порылся в пластмассовом ящике, отыскал свою любимую кашу с персиком. Вскоре у нас собрался небольшой междусобойчик, мы с чувством позавтракали. Вокруг стола уже суетились дежурные, наводя лоск после вчерашней непогоды. Объявился Паша. Паша, к моему сожалению, сегодня уезжал. Мы покалякали о том , о сём, я ему пожелал счастливого пути, и пошёл смотреть своё сплавное. Сухое термобельё закончилось ещё на Аксауте, и я использовал любую возможность, чтобы подсушиться. Вроде всё было готово для сплава и я засел в стуле с утренним кофе. Кстати о кофе, что там в палатке?

Приготовив ещё одну порцию, покрепче и погорячее, я заглянул в палатку, ожидая увидеть хладное тело с лицом утопленника. Ничего, приятный розовый цвет. Мстительно собрав всю желчь, на которую был способен, я ядовито прошипел: ”Света, завтрак! “ Последовала слабая реакция, что-то типа “угу, я знаю”. Знает она. Ты ещё меня не знаешь. Подышав ещё немного свежим воздухом, я опять залез в тамбур и дёрнул её за ногу – подъём! “Сейчас, сейчас, пять минут…” – раздалось сонное бормотание. Ну, пять минут, так пять минут.

Появился Леха, изрядно встрепанный, но непобежденный. С гордым видом он позавтракал и, поскольку сборы еще не начались, удалился досыпать. Паша вместе с Серёгой Гребневым (он тоже уезжал) сели в жёлтый Транзит и душевный Мишка повёз их в Майкоп. Ага, у нас передышка. Я схватил фотоаппарат и пошёл немного поснимать, раньше у меня не было времени. Полюбовавшись видами Белой, я вернулся на поляну и совершил рейд в палатку.

— Я же просила пять минут.

— Да я почти час не приходил.

— Врёшь.

Ладно, ладно, мы поглядим кто кого. Снова пересмотрев снарягу,  совершил ещё один набег. Со всей возможной язвительностью произнёс:

— Что, солнышко, нехорошо? Может быть, головка болит?

— Слушай, я в порядке. Но если я встану, хуже будет только тебе.

Озадаченный такой реакцией на бескорыстную помощь, я выцедил остывший кофе и отправился на совещание к Тане Ефименко. “Да пусть спит, устала же” – пожалела Таня подружку. Моментально оживился Серёга. Просчитав ситуацию, он подошел к моей палатке и задал вопрос с интонацией иезуита: “Свет, так я возьму твой каяк?” В палатке началось движение, появилась растрепанная сонная физиономия, и Светка начала носиться по стоянке, приводя себя в готовность. За пятнадцать минут был совершён весь утренний ритуал, включая завтрак. Ну почему я не юрист?

На стоянку выкатил Мишка. Все поднялись, началась лёгкая суматоха, и первые два автобуса уехали. Мы ещё немного потупили на стоянке, греясь на солнышке, и вскоре тоже ехали в направлении Гузерипля.

Высадились на привычном месте, выше “Театрального”. Первые уже переоделись, и экипаж нашего автобуса стал носиться по берегу, снимая каяки, таская вещи и заученно показывая лёгкий стриптиз. Я заметил в этом году, что десятки раз пробираясь по эллингу и невзначай наблюдая оголённые ягодицы, стал идентифицировать и их владельцев. То есть теперь я в состоянии узнавать значительную часть нашего коллектива не только по физиономии или одежде, но и по заднице. Попав в клуб, придётся смириться с тем, что жопа – твоё второе лицо.

Серёга оказался с нами, он всё-таки заполучил чей-то каяк. Мы попрыгали в лодочки и немного размялись на воде. Каждый определился с местом и караванчик тронулся в путь. Сразу стало весело, веселей чем я думал. Во всяком случае, после первых же двух препятствий Женька рванула к берегу и решительно дёрнула петлю. Лицо у неё было напряжено, мне было досадно. Каждая пройденная река даёт какой-то опыт, его невозможно получить другим путём. И если ты отказываешься от сплава независимо по какой причине, это неизбежно даёт задержку в развитии.

Я просигнализировал Лёхе и он решительно подплыл к Женьке. Не знаю, что он там говорил, но Женька всё же решилась. Молодец Лёха! Вот до чего мне симпатичен Лукин, передать не могу. На воде он постоянно держит всех в поле зрения, моментально реагирует на ситуации, надёжен как скала. Столько сил и воли набралось в одном человеке, на полклуба хватит. Ведь понял же, что нужен Женьке этот участок, а мог и отпустить.

Честно говоря, в прошлом году здесь вроде было проще, а сейчас скучать не приходилось. Хороший такой участок, не скажешь, что сложно, а работаешь в полную силу. Лёха постоянно шёл с Женькой, на отдельных прогонах просто удерживая её за корпус для устойчивости и управляясь за двоих одним веслом. Мы постоянно работали, реагировать нужно было быстро. Я не очень хорошо помню ориентиры наверху Белой, помню только “Театральный” и “Топоры”. Всё остальное перемешалось в сплошную череду валов, сливов и бочек. В памяти осталась одна картина – постоянный уклон вниз, по всей ширине реки разбросаны валы и вальчики, время от времени открывающие за собой стервенеющие бочки.

Зайдя за правый изгиб Белой, я увидел заметный уклон вниз и растущий ряд валов с разбросанными кое-где бочками. Неожиданно меня завертело, вал как-то сразу поднялся передо мной и тут же опрокинул, я даже не успел поставить опору. Кильнувшись, я тут же корпусом довернул, зацепился веслом за воду и выскочил, можно сказать, не замочившись. Наверху наш проход наблюдали две Таньки, махнули ручками.

До “Топоров” всё продолжалось в том же ключе. На одном из препятствий Лёха тормознул в бочке, и на него с визгом свалилась Женька. Они взялись за руки, как дети, и стали болтаться, не в силах выгрести. Озадаченный Вован валился на них сверху, для него места в бочке не находилось. Уже перед самым заездом Вована Лёха нажал и выгреб, увлекая за собой и Женьку.

“Топоры” обносили справа,  прыгали с берега, недалеко от слива. “Топоры” впечатляли. “Киши” должны быть совсем рядом. После “Топоров” Белая слегка  успокаивается, можно чуть расслабиться. Вот слева знакомая отмель и характерные камни в пороге – “Киши”.

Те, кто ходил Белую весной, рассказывали, что наш уровень всё же был ниже. Игорян был на Белой этой весной и говорил, что уровень был такой же. Мне показалось, что при таком уровне Киши были явно поинтереснее прошлогодних. Киши-1 были даже проще, если идти вдоль левого берега. По центру сплав был нетривиален – шёл мощный слив, который в конце упирался в каменную гряду. Справа был непроход. Положение осложнялось тем, что полноценную страховку организовать можно было только у левого берега, по центру стоять было негде, а дальше были Киши-2 с громадной держащей бочкой сразу за камнем по центру.

Немного побегав по берегу, самые крутые парни пошли первыми. Лёха с Михой прошли вдоль берега, Лукин в свойственной ему манере пошёл по центру. Когда Лёха вошёл в Киши-1, мне сразу нарисовался нужный трек, которого я до этого не видел. В конце он красиво использовал отбойник от камня, его снесло в поперечном направлении метра на два в сторону, и он прошёл вниз как раз по сливу.

Дальше предоставлялась возможность остальным развить успех. Первым пошёл Дэн, хотя из страхующих его никто не ждал. Дэн прошёл красиво, на зависть всей водной публике, облепившей берег как крачки на птичьем базаре. Вторым, немного задумчивым, прошёл Немченко. Третьим, совсем задумавшимся, шёл Андрюха Яковенко. Видимо он в конце собирался перейти в центр, но понял, что не успевает. Но не успевал он уже и слева. Перед грядой Андрей не успевает переложить каяк, его кладёт возле камня, он тут же встаёт, но не успевает развернуться, чтобы зайти в следующий слив. Его расклинивает на камнях, сам он полощется в заходной части слива. Тут подоспели страхующие, сдёрнули Андрюху с камней и его смыло из нашей видимости. После этого с экспериментом решили завершить и идти только Киши-2 со стороны речки Киши, так как с окончанием нашего сплава инструкторы собирались идти Гранитный и времени не хватало.

Каждый из страждущих подхватил свой каяк и понёс на тот берег через мост. Идти было далеко, цепочка растянулась по всему берегу. Сам спуск к Кише очень неудобный, достаточно крутой и с узкой тропой. Вдобавок вся площадка расположена под большим уклоном и ты рискуешь совершить тюлений старт, не успев надеть юбку. Поэтому все стали держать друг друга, периодически вынужденно отпуская свои вёсла и лодки. В результате во время посадки ушли два весла и каяк. Но потом приспособились и стали по одному идти в порог. Мне помог сесть Игорь, я спрыгиваю в воду и перехожу на левый берег на место ушедшей Ленки. Вижу Женьку на дороге, она даёт отмашку, пора идти. С первым гребком унимается волнение, я выхожу из Киши в Белую и иду к порогу, придерживаясь правого берега. В самом конце ориентируюсь по маленькой бочке, обхожу её вплотную по краю слева и гляжу на Вована. Он утвердительно кивает, мол зашёл хорошо. Делаю несколько энергичных гребков и захожу на слив. Передо мной открывается узкая чистая дорожка длиной метров десять, справа и слева на неё лезут белые пенящиеся потоки. Внизу слив перекрывает мощная струя, бьющая от правого берега почти поперёк, слева видна беснующаяся бочка у основания камня, в которую обрушивается белая вода. Все звуки перекрывает грохот, я несусь по сливу вниз, в конце резко делаю сильный левый крен, чтобы меня не подкусило потоком справа и влетаю в маленькую хиросиму. Меня с головой накрывает водой, дубасит по корпусу, кидает влево, тут же вправо, потом резко поднимает в воздух, ещё одним толчком быстро разворачивает и я вылетаю кормой вперёд и мягко опускаюсь в пену, увидев перед собой завораживающую картину буйства белой воды. Река широким фронтом неудержимо срывается вниз с каменной ступени, пенясь и клокоча на перепаде и яростно разрывая сама себя в  бочке внизу. Страхующие, увидев, что у меня всё в порядке, переключили своё внимание наверх, а я вдруг с грустью осознал, что это конец. Закончился Кавказ, не будет больше рек, не будет такой манящей лёгкой трясучки перед препятствием, не будет чувства бьющейся крови в пульсе, быстрой реакции твоего тела на команды, посылаемые одурманенным водой мозгом. Вскоре подзабудется чувство такой живой воды на твоём весле и твоих руках и ты начнёшь превращаться в обычного жителя земли. Я прощально поводил веслом взад-вперёд по Белой, развернулся и сплавился вниз к мосту. Всё.

На берегу мы не спеша поснимали каски и жилеты, и стали ждать автобусов. Их не было довольно долго, мы поговорили с водителями, возившими щебень на строительство дороги в горах, собрали каяки вместе и стали уже не на шутку мёрзнуть. Причём я ждал своего автобуса, не зная, что Серега переложил все вещи в автобус Бурова. Поэтому, когда автобусы подошли, я не сразу пошёл переодеваться, так как Калуга так и не приехал. Когда, наконец, эта тонкость стала известна, я помчался к басу Бурова и стал лихорадочно напяливать сухое и теплое бельё. Начал сверху и поэтому, когда последовала команда “Отправляемся!” оказался одет в буквальном смысле наполовину – штаны и трусы только держал в руках. В таком виде залез в автобус, встретился взглядом с Ленкой Павельевой, глаза которой сразу приняли отсутствующее выражение, и с достоинством оделся.

Нас ещё ждала традиционная заключительная баня, а компанию Шишкова – Гранитный. Гранитный шли Лукин, Буров и Шишков. Вован, весь выезд прошедший на родейнике, не захотел идти на незнакомом каяке и был за рулём. Парни пошли на сплав, мы поехали в баню. Было около шести.

Баня была на въезде в Гузерипль, территорию охраняли наводящие ужас собачки. Нас проводили в строение. Баню явно начали топить не так давно, в парной было нежарко. Девочки, несмотря на своё хулиганское детство, наотрез отказались разделять с нами парную и мы отправились в парную грубой мужской компанией. Посидев так минут пятнадцать, Серёга Янченков пошёл подбросить дров, а мы, обдавшись водой из душа, сели попить пивка. Сделав ещё один заход, мы опять собрались за столом и тут в сознание стали проникать звуки какого-то технократического воздействия. Впечатление было такое, что кто-то с размаху колотит о рельс. Звук раздавался сразу во всех помещениях, причём все были уверены, что удары делают те, кто находится в соседней комнате. Собравшись вместе, выяснили, что никто ничего такого не делал. Ну может на чердаке кто-то засел? Никого. Сравнительным путём определили, что громче всего звук раздаётся в парной и шёл он от трубы, выходившей из котла. Оказаться под кипятком желания ни у кого не было и все покинули парную. Сергей сказал, что это всё дерьмо, что раз стучит, значит так и надо и ушёл париться. Остальные решили спросить о природе звуков у хозяев и Илюха, как наш представитель, ушёл в темноту выведывать правду. Хозяев  не нашел, так как они куда-то отлучились, зато он оказался в компании дружелюбных собачек Баскервиллей. Вернулся из парной Янченков, сказал, что он прав, вот, ничего не произошло. На это ему ответили, что ещё не вечер. Завязался очень интересный философский диспут. Серега стоял на той точке зрения, что понять природу звука невозможно, ибо вселенная бесконечна и найти его источник нельзя, его оппоненты утверждали, что понять природу звука можно, ибо несомненно он рождается в локальной точке пространства-времени, именуемой баней и должен порождаться кавитационными процессами в котле. Однако разрешить спор оказалось невозможным, так как вскрывать котёл посчитали опасным. За разговором звуки прекратились сами собой и, удовлетворённые, все пошли париться.

Периодически мы собирались в чайной комнате и предавались общению. Пили там не чай, а весьма благородные напитки, хотя кто-то умудрился добраться и до чая. Всем было весело, сложился занимательный разговор о бане, о девчонках, о пиве, о горах, об исключительных событиях своей яркой жизни, обо всём в общем. Время от времени мы набивались в затихшую парную, мучая надрывающуюся каменку, ныряли в бассейн, мылили уставшее тело и снова собирались у стола.

Время незаметно подошло к концу, напоследок решили исследовать возможности парной и устроить небольшую ядерную вспышку путем неограниченного водного воздействия на камни. Лично мне результаты не понравились, я посчитал воздух слишком влажным и пошёл переодеваться. Вскоре мы уже все выбрались на воздух, набились в наш бас и поехали на поляну,

В лагере выяснилась интригующая подробность – группа не успела выйти из Гранитного, потому что стемнело и в данное время пытается покинуть его по верёвкам. Отправляться на помощь к спасающим после бани значило получить жёсткое переохлаждение, к тому же половина людей ещё не обедала. Того количества каякеров, что были там, вполне хватало, тем более что Лукин по слухам выбрался самостоятельно. Спустя малое время они уже и сами приехали и рассказали подробности, но об этом речь впереди.

В данное же время нас озаботила конкретная вещь – кончилось спиртное. В последние дни мы не ездили в магазины, а в запас ничего не брали. Сейчас на шесть человек пришлась последняя бутылка коньяка. Положение было тревожным. После второго круга бутылка опорожнилась и все с надеждой стали вглядываться в лица друзей. Кто-то хлопнул себя по лбу, что-то вспомнив (по-моему, это был Димон Колбешкин) и быстренько притащил ещё одну. Мы ещё немного поразговаривали, пока не кончилась и эта. В наступившей тишине раздалась сакраментальная фраза: “Ну что, так и будем сидеть?” Дэн что-то обдумал, удалился в темноту и решил вопрос.

Дальше пошло легче. Как только начиналась заминка, проблема стала решаться сама собой. Я сам вспомнил, что не допито ещё моё НЗ, из которого я отпивал только после сплава по глоточку. Когда дело таким образом наладилось, наступил час душевности.

Мы сидели большой кучей сумасбродов и каждому было что сказать. Подобные разговоры могут длиться часами, если не днями, и заканчиваются не из-за исчерпания сути проблемы, а после потери собеседниками последних физических сил. Завязка разговора уже может скрыться в эпической дали, а его завершение может не наступить никогда, настолько важной и жизненной кажется всем тема. Разговор может жить в тебе уже самостоятельно и прорываться наружу по мере потребности, отчего твоих домашних начинает подташнивать. Но дом ещё был далеко, свободному словоизъявлению ничего не мешало. С Дэном мы пообсуждали весенний Уксун и летнюю Кутсу, достоинства “Дизеля” по сравнению с “Хабитатом”, плюсы и минусы ранних брачных союзов, после чего логично перешли к различию местных и молдавских коньяков. С Димкой Фёдоровым довольно долго перетирали русский рок, кемпинговые стулья, водонепроницаемость палаток, сложности жизни и долговечность консервов. Периодическое постукивание металлических кружек как бы подтверждало намеченный курс и конечную цель.  Все понимали, что вечер последний и хотелось как можно дольше продлить его жизнь.

У каждого в голове зрели планы на будущий сезон, сами собой рождались схемы предстоящих поездок, зимнего тренировочного процесса, покупки недостающего стафа. Для полноты ощущений не хватало ещё достать всю свою снарягу и тыкать ею в нос товарищу, объясняя её достоинства и недостатки. Так же я в другое время и в другом месте бесконечно исследовал скальное железо, а девчонки в это время с упоением мерили новые салевавские  штаны.

Внезапно круг резко расширился – приехала смена из бани. Через минуту все уже растворились друг в друге и разница между заседавшими и помывшимися нивелировалась. Всем хотелось праздника, и после пары дежурных тостов за тесный союз в круг вплыла Её Величество Гитара и завладела нашими умами и сердцами. Опять поплыла над Белой симфония музыки и слов из наших распахнутых душ, уже в последний раз.

В перерывах между песнями я узнал некоторые подробности вечернего происшествия в Гранитном. Ребята дошли почти до самого конца каньона, как наступила темнота. Перед ними было длинное препятствие, заключительную часть которого разглядеть было невозможно. Вода была сложной, идти наобум и зря рисковать никому не хотелось. Но выбраться на берег в этой части каньона было уже невозможно. Дежурившие на выходе из Гранитного Ляшков и Немченко поняли, что произошла непредвиденная ситуация, поскольку обговоренное контрольное время кончилось. Они поехали по дороге, пытаясь разглядеть внизу своих. Тем временем группе надо было срочно принимать решение, потому что темнело очень быстро, а альтернатива бездействию была только одна – всю ночь проболтаться в каяке возле стенки. Между тем даже покинуть лодку и перебраться на стену казалось невозможным. Решился на это Лукин. Не знаю, как ему удалось, но он выбрался на стену и поднялся по ней наверх, а высота явно превышала 40 метров. Если кому-то покажется, что это просто, я предлагаю подняться по какому-нибудь тренажёру без страховки метров 10 и понять, что это такое. Теперь предстояло достать остальных. Подъехавшая из лагеря группа привезла все фонари и морковки, которые смогла найти. Но нужно понимать, что это было не специализированное снаряжение. Ребята внизу обвязались морковками, подцепили каяки и их вытянули наверх. Мне было не смешно. Не знаю, что там у Лёхи выросло на пальцах и сколько это стоило ему нервов, и кто бы ещё решился на такое. Что всё закончилось таким образом, на 95 процентов его заслуга.

А сейчас всё было позади, все мы были вместе и самое трудное, что предстояло, это вменяемым совершить утренний подъём. Усталость брала своё, некоторые уходили спать, тем крепче казались оставшиеся. Уже ушёл Лукин; со словами “Друзья мои, я вас покидаю!..” поднялся Шишков, нёсший на своих плечах груз ещё прошлой ночи, а мы ещё продолжали хватать друг друга за руки, чтобы донести недосказанное. Я зацепился языками с Женькой и мы стали мусолить тему родео. Мне показалось, что она несколько дистанционно оценивает возможности родео и стояла на позициях кондиционализма, сам же я в этом вопросе склонялся к сенсуализму и отстаивал экспликацию всех видов водной активности. Зато по поводу слалома мы с ней сошлись на общей платформе экзистенциализма и некой формальной стратификации уровней совершенства, после чего дали друг другу кровавую клятву при любой возможности наезжать в Окуловку. Так сказать conditiosinequanon. Ну, это всем понятно. Видимо, во мне сказались последствия философского сражения в бане.

Пока мы таким образом разбирались в гносеологических корнях каякинга, я всё время размахивал левой рукой, пытаясь получше проиллюстрировать свои мысли. До тех пор, пока случайно не увидел циферблат. Я оторопело проводил его взглядом, как будто часы были не на моей руке, потом быстро вернул руку назад и впился в стрелки глазами. Потом поднёс часы к уху, что было совершенно напрасно, потому что часы были кварцевыми. И опять уставился на стрелки. Сомнений быть не могло – время давно разменяло пятый час. Как же так, ведь десять минут назад было около двенадцати, я же отчётливо помню, как посмотрел на часы. Куда же делось время? Однако факт был подтверждён окружающими – да, уже шёл пятый час. Это значило, что кончалась наша последняя ночь, через несколько часов мы простимся с Кавказом и тронемся в путь на унылые равнины средней полосы. Чёрт, а я думал у нас ещё уйма времени.

В палатке меня вдруг пробил жуткий колотун, только что зубы не стучали. Лишь получив в поддержку частицу одного из многочисленных Светкиных спальников, я унял дрожь и стал медленно согреваться, одновременно погружаясь в сон. Интересно, что же со мной будет утром?

Утро я ожидал встретить с тяжёлым раздвоением личности, совсем по Фрейду. Однако реальность оказалась более радужной – голова была светлой, мысли не путались. Поначалу немного донимал небольшой прибой от постоянного покачивания горизонта, но через 15 минут прогулки по окрестным холмам прошёл и он. Небольшая разминочка на полянке, умывание в Белой и в принципе утро расцвело привычными красками жизни.

Уже вчера свыкнувшись с тем, что мы уезжаем, я отогнал от себя мрачное уныние предстоящего расставания – нам ещё предстоял путь домой.

Путь домой

Путь домой начался со сворачивания лагеря и перегрузки каяков, поскольку не все они вчера приехали на калужском басе. Бодренькие, мы носились по поляне и пытались уложить вещи в грузовой отсек. Странно, что они не влезали, ведь нас было на одного меньше. Вообще, по моим наблюдениям, количество неуместившегося груза никак не зависит от его общего количества и проблема всегда одна и та же – запихнуть последний рюкзак в оставшееся место размером с футбольный мяч. Когда это удаётся, тебе подносят пару раскладных столов, а лучше газовый баллон и говорят — “Вы забыли взять”. Дальше всё зависит от фантазии зоков – начать перекладывать или запихнуть так.

В этот раз нам удалось распихать всё первыми и мы первыми тронулись с поляны. Мне не очень долго удалось просидеть в сознательном состоянии, потому что я быстро уснул. Так что конец истории злодейского убийства в Лувре дослушать не удалось, но я уверен, что Роберт – парень не промах, и взаимности добился. Очнулся я уже где-то под Лабинском, а вскоре нас догнал бас вызывающе канареечного цвета. Из него вывалилась толпа венгровцев с Рагимовым и Алголом во главе и устремилась в магазин. Значительная часть этих персонажей запомнилась по Окуловке, когда они в шесть утра многократно заводили гимн Советского Союза и пили под него водку. Добившись того, что все встали, они тут же легли спать. Сейчас они тоже возвращались с Кавказа, причём мы постоянно топтались где-то рядом – они ходили Курджипс, Белую и Б.Лабу. Отчёт Лёхи Шарикова о выезде лежит на сайте Венгрова.

После магазина мы разработали дальнейший план действий. Поскольку второго штатного бады не было, встретить утро за рулём предложили мне. Танька быстренько подсчитала количество оставшихся мне свободных часов и тут же предложила расслабиться красненьким. Я расслабился, после чего перелез на спальное место и продолжил расслабляться там. Окончательно я закончил после Ростова, когда мы заехали в ту же столовку, что и десять дней назад. В столовой довольно разнообразный ассортимент и прилично готовят.

Давно уже стелилась ночь, на улице стояла глухая темень. Вылазка в общепитовский туалет плавно перетекла в выход до ветру, поскольку единственным ориентиром сортира в темноте был лай задорного пса. Встреча в ночной мгле один на один со скучающим животным в окружении глубоководных луж не вдохновляла и я отдохнул на природе.

Наш басик катил по М4, периодически натыкаясь на караваны фур и пропуская спешащих провинциалов. Беседы, то разгораясь, то затихая, немного оживляли автобусный быт. По дороге выяснилось по большому секрету, что у Димки Фёдорова завтра день рождения. Тогда я ещё не знал, что это нужно будет пережить.

Уже глубокой ночью мы совершили вылазку в магазинчик на заправке. Кассирши, заметив наш автобус, странно покосились на нас и спросили, не знаем ли мы Моторину. Я было подивился такой всероссийской известности Юльки, но оказалось, что она просто обронила здесь свою кредитку. На всём тысячекилометровом пути нужно было зайти именно в тот магазин, где уже были следы клуба “Трёх стихий”. Какие же волшебные нити связывают всех нас! После небольшого торга мы забрали карту, не дав ей осесть в лапах фетишистов.

Кожекин сделал ещё один длинный прогон, во время которого заснули почти все и на очередной заправке мы поменялись. Весь неспавший народ, доверчиво понадеявшись на меня, отправился на боковую, а меня на секунду перенесло  в те нелегкие времена, когда я угорело носился по Москве, рыча спецсигналом и распугивая встречную полосу. Мне нравится водить большие машины, в них есть какая-то фундаментальность, какой-то особенный шарм. Прёшь по трассе, рассекая воздух, а внутри большой дом. Я быстро втянулся в ночную толкотню на трассе и стал беззастенчиво обходить колонны большегрузов. Вскоре, однако, рельеф поменялся, стали появляться тягунки, на которых Форд откровенно скисал. Особенно затянулась дуэль с одним Камазом. На прямых я еле его догонял, на спуске резко уходил вперёд, но на подъёме почти вставал и этот подлец, насмехаясь, настырно уходил вперёд. В конце концов я пристроился сзади, выждал момент, и когда начался очень длинный спуск, выдал почти 110 и успел залететь наверх до того, как он нагнал меня.

Было очень комфортно, сон давно слетел и оставалось только глотать километры. Стало быстро светать, я убрал звук магнитолы до минимума, чтобы проснувшиеся зоки не висли над плечами и не мешали и вот мы уверенно втянулись в Тульскую область. Тут справа зашевелился Димка-штурман, мы пожелали друг другу доброго утра и завели СD. Вскоре зашуршали спальники и стали появляться взлохмаченные головы соратников. Пережив первоначальное удивление, что мы под Тулой, калужский экипаж потребовал немедленной остановки, чтобы раскрепостить онемевшие члены – ну, у каждого было своё. Собрались снова вместе где-то через полчаса. Втихаря обсудили коварный план по достойной встрече дня рождения Димки и  стали претворять его в жизнь. В первом магазине купили все продукты, но не купили шампанского – его не было. Во втором магазине нашли наконец шампанское и торжественно откупорили его посередине заправки. Димка растрогался и в этом же магазине взял ещё три. И тортик. С тортом впоследствии вышла заминка. Он доехал с нами до “Буревестника” почти нетронутым и возник вопрос, что с ним делать дальше. Этот вопрос задал Димка. И тут же получил от находчивой Таньки тортом в физиономию по старинному калужскому обычаю. С днё-ом ро-жде-ни-я! А пока девушки прямо на заправке исполнили зажигательный танец и мы покатили дальше. И через полчаса остановились снова, чтобы взять ещё пару шампанского. И два коньяка для разнообразия. А через час ещё одно шампанское и ещё два коньяка, чтобы было уж ровно восемь и четыре. На моё неделикатное замечание, что на последние 250 км мы потратим больше, чем на предыдущие 600, мне ответили, что зато у остальных всё уже закончилось и я не нашёлся, что на это ответить. К моменту втягивания в полузабытые московские пробки у большей половины коллектива стал наблюдаться отчётливый финансовый кризис. Деньги нам дают на время, а забирают навсегда.

Вдоль дороги бежала неброская природа, слегка прижатая осенью. С окрестных холмов дружно выбегали группки деревьев, невысокие кустики отгораживались ветками от проносящихся машин, трава полегла, не в силах больше нести груз дорожной пыли и дождей. На нас неумолимо надвигался большой равнодушный город. Окончательно осознание того, что всё закончилось, пришло на МКАДе. За окном бушевал транспортный прибой, вставали московские башни, бежали куда-то линии ЛЭП и только внутри Транзита сохранился кусочек Кавказа, который дальше каждый уже понесёт сам. В своём сердце.

P.S. Я бесконечно благодарен нашему экипажу за те прекрасные дни, что мы провели вместе, Сергею Кожекину и Татьяне Ефименко особенно за незабываемую атмосферу дружбы, всей кавказской компании отдельное спасибо за всё и лично моя благодарность всем инструкторам и Юльке Моториной. Особую признательность выражаю клубу “Три стихии” за то, что в мою жизнь опять вернулись невероятные поездки, за новые знакомства, за воздух свободы, за чудный запах мокрого неопрена в квартире, наваленное в углах шмотьё  и ожидание встречи с друзьями. Придя сюда всего-то посмотреть каяк, я остался, кажется, навсегда.

Коляныч  (Аксёнов Николай)